Читаем без скачивания Байки нашего квартала [Про Турцию и турков] - Лариса Бортникова

   Шапочка эта, тюрбанчик, скуфейка, ермолочка (сорри - понесло не туда!!!) - лежала на комоде в нашей спальне для сохранности. Я её увидела, и  мне она безоговорочно глянулась. А что? Зашибись - хэндикрафт! Я её повертела, примерила, покрутила так-сяк, опять примерила (Людмила и Карлин колпак-невидимка), и выяснив, что на мой шестидесятый размер шапейка не налазит, я её нахлобучила на мужнину племяшку - красавицу трёх лет от роду. Девица черноволосая, черноглазая, а скуфейка из белой нитки и крахмалом эдак сочно "хруст-хруст" делает...  Красотища! Гюльке (племяшку так зовут) тоже этот хэндикрафт к душе пришёлся, ну она и ломанула всем хвастаться.

   Очумелые бабы, радостный ребёнок, недоумевающая я ( а действительно, чего такого-то?) и стоящий в дверях хитроглазый мусульманский поп, хихикающий в кулачок. Он бы и в голос бы, да постеснялся перед женщинами.  

Ну, понятно все сообразили, чьих это неверных рук дело, разъяснили мне бестолковой, что да как, зачем этот головной убор нужен и отчего его мацать лишний раз не стоило. Послали мальчика какого-то за новой ермолкой, а меня устыдили... И еще недели две шептались за спиной: ишь ты, гяурка позорная!!! А ехидней всех шепталась, прям-таки шипела гадюкой тётка Хатидже.

   Есть у нас такая в квартале - Хатидже-тейзе (тётя по-турецки), старенькая, сухонькая - червивая сыроежка. Блюдёт Хатидже тейзе общеквартальные добродетели, отслеживает неправильные шаги местных жителей, а затем разносит сплетни по закоулочкам. Сама Хатидже-тейзе, как и случается обычно, в юности особым благочестием не отличалась, сменила трёх мужей, причём последний был лет на восемнадцать её моложе, нарожала детишек штук семь, а овдовев, вдарилась в благолепие и тотальную порядочность. Ну, нормально! А чего не вдариться-то? Возраст позволяет... Страшный человек - тётка Хатидже. Попасться к ней в списочек неблагонадёжных - смерти подобно. Ну, я и попалась! Прям с разбегу и на самую верхнюю позицию. И наступило мне горе, а тётке Хатидже тема для долгих бесед за чаепитием. Всех деталей не знаю, но большинство подробностей до моих ушей донесли квартальные сплетницы, не столь увешанные регалиями благочестия, но такие же любительницы почесать языком. Уух... Сколько на меня вылила, скольким меня обмазала милая турецкая бабушка - Хатидже!

   Но шло время. Мой  квартальный рейтинг медленно и неуклонно рос, сплетен вокруг Лале (так меня называли те, кому Лярис уж совсем было невозможно произнести) становилось всё меньше, а уважительное ханым в мой адрес звучало всё чаще. Понятно, что частично я являлась эдаким квартальным чудом, на которого и поглядеть не грех, и похвастать перед родственниками деревенскими можно. Но частично, процентов эдак на семьдесят (так думаю!) очень я там даже оСВОИлась.  Хатидже-тейзе, как вы догадываетесь, сдала позиции последней. Выжав ещё капли две -три дерьмеца, оставшегося на донце, этот сосуд добродетелей заткнулся. И тётка Хатидже начала так осторожненько, потихонечку, шепотом меня любить.

(Я была хорошая девочка. Это правда).

Тётка Хатидже ещё сама не врубилась, что из ненавистной гяурки я вдруг стала такой беззащитной и честной "кызым", но я то видела... И окончательно в этом убедилась тогда, когда мы однажды случайно столкнулись на улице, и она, движимая хрен знает чем, накормила меня восхитительно-зелёной сливой, купленной на рынке, ни разу не уязвив и не сказав гадости.

 А однажды наступило воскресенье. Ну, воскресеньям это свойственно - наступать. Я дома сидела, переводила что-то, а муж куда-то с дитём направился. Выпив кофейку, покурив, почесав в затылке, я оглядела гору бельишка "на глажку" и опять нафигачила себе кофе. И тут - дддддзыынь! Звонок! Блин! Я к глазку припала и моментально взбесилась... Есть у этих турецких дамочек свойство - вот так вот... без предупреждения... “здрасти-здрасти я пришла – наливай чаю”.

Хатидже -тейзе, завёрнутая в тяжелый плащ, с низко-опущенным на лоб платком переминалась с ноги на ногу по ту сторону двери.

Вообще-то можно было дверь и  не открывать. Вру! Не открыть было нельзя. А-то она не сообразила, что я дома, и одна. У ней же задача такая, кредо жизненное - сидеть у окна и зырить, кто и куда пошёл. Я вздохнула тяжело, радостно улыбнулась и потянулась к замку.

   - Кызым, - тётка Хатидже как-то необычно заговорщицки смотрела на меня, разве что только не подмигивала, - вот пришла я.

   - Ой! Добро пожаловать! - заорала я с принятыми в таком случае истошными интонациями. - Проходите-будьте- как-дома. Как хорошо, что ты пришла. Я тут сижу вся скучаю (Вот, блин, принесло же тебя ведьма старая).

   - Да я нет. Я только на секундочку. Я ж это… - она вся так дёргалась, я даже подумала, может помер кто.

   - Да зачем же на секудночку? Проходите-будьте-как- до... - я заткнулась. Тётка Хатидже протягивала мне мешочек полиэтиленовый, вся сияя, как начищенный медный поднос.

   - С праздником! - Гордо и очень радостно произнесла она. - С праздником тебя, кызым! С байрамом!

   Праздник по-турецки "байрам", если кто внезапно еще не в курсе.  Короче, старуха поздравляла меня с каким-то байрамом. В этот момент я даже испугалась. Как? Тут, выходит, случился какой-то важный байрам, раз она сама ко мне припёрлась, а я не в курсе... Ну жопа! Опять склонять меня будут в разных направлениях. Эх… Пакетик я, само собой, взяла, уж больно настойчиво она им в меня тыкала.

   - Ты разверни. Разверни. - на лице у тётки Хатидже плавала такая умиротворённая, почти счастливая ухмылка. Ну, словно она, мильён выиграла в лотерею, или благодать какая сверху снизошла. И это меня пугало еще больше.

 Но деваться было некуда, и я развернула пакет.

   Знаете, что там находилось внутри? Вот вы сейчас офигеете так, как я офигела в тот момент.  Там лежало два крашеных яичка и кусочек пасхального кулича!!! Байрамом оказалась Пасха. Наша православная Пасха.  Увы, что я и в Москве то узнавала об этом от мамы день в день, а в Стамбуле откуда?  Ну, не знала я! Ну, совсем не знала.

   А старая тётка Хатидже, для которой слово "Пасха" почти тоже самое, что и "шейтан" узнала. Спросила армянку, что живёт возле домушки квартального старосты когда будет “Пасхалия”.

   Мало того. Она пошла. САМА, старенькими своими ножками пошла... в армянскую церковь и взяла там для меня эти яйца - одно малиновое, одно зелёное с рыжим боком... и кусок кулича. Она это сделала, потому что хотела, чтобы у меня был мой байрам. Она полагала, что мне это важно. Она подумала, что мне тут одиноко без моего православного праздника, рядом с людьми, которые верят немножко не так и не туда. Она ПОДУМАЛА. Она пожалела. Она через себя это все протащила и пошла в церковь за яйцами.  И оказалась права.

 И такая вся довольная стояла на пороге и глядела, как я эти яички трогаю пальцами... И я её расцеловала! И, кажется, даже расплакалась. Совершенно искренне. 

Может быть, это была самая первая настоящая Пасха в моей жизни.

Померла она в прошлом году - старая ведьма Хатидже-тейзе. Царствие ей небесное.

Надеюсь, оно одно на всех.

Почти забытые былицы в лицах

Вот не звали бы её Алисой, а звали бы как-нибудь поспокойнее: Валя, Галя, Уля... меня б пожалуй так не пропёрло. А её звали именно Алисой, и фамилия у неё была такая очень красивая на "ская". Какая точно - сейчас навряд вспомню, но знаю, что в сочетании с "Алиса" звучало это по-королевски. Да и статью Алиса тоже удалась. Княжеская стать, правильная: плечищи такие, что любой качок обзавидуется, ручищи тоже здоровые, и грудь четвёртого размера. Кровь с молоком, а не девка! Лицо ясное, открытое, полнолунное, прозрачные синие глаза и косища до пояса. Когда Алиса выходила из-за плиты (она поварихой работала) и выплывала в столовку, тащила она за собой нечеловеческое сияние. Ступает павой, шейку лебединую чуть в бок гнёт, персями вздымает. Ну, точно "месяц под косой, а во лбу звезда".

   Звёзды в высокий княжий лоб с завидной периодичностью впечатывал Алискин гражданский муж - Байрам. Тоже, кстати, весьма колоритный мужичок. Родом из деревушки не то под Диербакыром, не то под Манисой, очень вредный, хитрый, с веснушчатой мордочкой и полыхающей рыжей шевелюрой - он напоминал анатолийское солнце. Солнце горячее, непослушное, бессовестное. Ещё Байрам обладал удивительной, "сырной" ухмылкой, и подростковой юркостью. Куда ни глянешь, а Байрам вот он... уже здесь... Снуёт туда-сюда, плывёт лучисто морщинками у глаз и белыми-пребелыми зубами и лопочет на забавной смеси турецкого и русского. Они рядом смотрелись, будто парад планет... И обязательный "красный карлик" на Алискином лбу, цветущий звёздным спектром... Красииива!!!

   Любили они друг друга: Алиска и Байрам. Любили уже давно, лет семь. Познакомились где-то под Иркутском - Байрам там гостиничные стены выкладывал плиткой. Плиточником Байрам был знатнейшим. Пальцы длинные, тонкие, нежные, как у пианиста... И каждый выложенный Байрамом туалет - ноктюрн, соната, симфония. Так вот однажды, отыграв штук сто концертов на строительстве гостиницы в Иркутске, Байрам перебрался в Москву, прихватив с собой музу в Алискином лице.